Нельзя сказать, что воспевание «криминальной романтики» появилось только в лихие девяностые. Достаточно вспомнить Дину Верни, соответствующий цикл песен Владимира Высоцкого, или, к примеру, популярный детский мультфильм «Бременские Музыканты». «Работники ножа и топора, романтики с большой дороги…» занимали прочное место в российской и даже в советской культуре. Однако в конце восьмидесятых и начале девяностых территория постсоветского пространства пережила невероятный культурно-социальный бум, и советский «блатняк», слившись с эстрадными ритмами, стал одним из самых популярных жанров в российских хит-парадах. Старый-новый жанр окрестили французским словом «шансон», то есть попросту песня. Те, кто хотел произвести впечатление эксперта и знатока, уточняли, что новый стиль музыки называется «городской шансон». Имелось в виду, что песни о криминальной романтике в семидесятые и восьмидесятые годы исполнялись исключительно дворовыми певцами с семиструнными гитарами.
Прочно утвердившись на эстраде, криминальная романтика перекочевала и на экраны кинотеатров и особенно телевизоров. И если в первых телевизионных сериалах, к примеру, «Место встречи изменить нельзя», главным героем был именно борец с преступным миром, то с появлением сериала «Бригада» работнику милиции отвели совсем незавидную второстепенную роль. Хуже всего, что в этих теле- и кинофильмах милиционер изображался совершенно не вызывающим доверия и уважения, жалким, продажным взяточником, зачастую даже жестоким садистом, а адвокат отпетым пройдохой, жалующим заработать на преступнике.
Естественно, создатели сериалов, поэты и музыканты, тиражирующие «блатняк-шансон» утверждали, что они всего лишь отображают российскую реальность. Но, тем не менее, все чаще в криминальной хронике начали мелькать случаи, в которых фигурировали подростки, а иногда и взрослые, вдохновившиеся на преступления, похождениями лирических героев телесериалов и песен. Это не удивительно, поскольку искусство имеет огромное влияние на умы и сердца, и недооценивать этот факт попросту неразумно. К тому же песни Дины Верни и Владимира Высоцкого были скорее протестом против заскорузлой советской действительности, в которой было принято изображать того, кто преступил закон, моральным уродом, который лишен любых положительных человеческих качеств. И совсем другое дело — воспевание морального уродства как «силы» и «крутизны». К сожалению, именно оправданием человеческих пороков и начали грешить исполнители шансона, ведь далеко не каждый из них обладал талантом того же Высоцкого.
В начале нулевых годов криминальная романтика так прочно вошла в российскую действительность, что обыватель уже воспринимал воспевание криминального мира как нечто само собой разумеющееся. Подростки покрепче мечтали стать бандитами или хотя бы их приспешниками, которые являлись объектом воздыхания девушек. Люди старшего поколения, выросшие на «The Beatles» и «Поющих Гитарах», не отставали от молодежи, и также перестроили свои радиоприемники на волны, транслирующие песни о горькой жизни воров и проституток. Мечты о чем-то большем заменил «Черный Бумер», BMW серии 750IL, и что самое худшее — в неокрепших умах сформировалось стойкое убеждение, что для приобретения такого автомобиля необходимо обязательное сотрудничество с криминальным миром.
В свою очередь это вызывало лавинообразный рост преступности. «Заработать» на «Черный Бумер» получалось, естественно, не у каждого, и обычно дело ограничивалось обычным грабежом, «гоп-стопом»: криминальная культура, слившись с традициями люмпен-пролетариата, породила субкультуру «гопников», которые должны были постоянно оправдывать свой статус, совершая различные правонарушения.
Интересно, что идея обратить внимание на произведения искусства, воспевающие криминальную романтику как на социально дестабилизирующий фактор, появилась совсем недавно. Ведь связь между преступностью, особенно подростковой, и соответствующим масс-медийным продуктом всегда была очевидной. Тем не менее, депутаты Госдумы Российской Федерации впервые рассмотрят законопроект, призванный контролировать культурную продукцию, муссирующую тему криминального мира. Сам законопроект находится на стадии разработки, Комитет Госдумы по информационной политике пока что предлагает за трансляцию пропаганды преступного образа жизни невысокие штрафы — от двух с половиной до трех с половиной тысяч рублей для рядовых граждан. Прямая пропаганда криминала будет стоить дороже, до пяти тысяч рублей. Предполагается, что для должностных и юридических лиц штрафы будут в несколько раз выше: от четырех до пятнадцати тысяч и соответственно от ста до пятисот тысяч рублей.
Разумеется, это не сможет остановить исполнителей «шансона» и владельцев прав на уже записанные песни от желания заработать на готовом полулегальном продукте. А вот водителю маршрутки или такси уже придется задуматься, прежде чем включить запись, в которой лирический герой «украл, выпил и в тюрьму». Возможно, благодаря такому стратегическому ходу «романтика» криминальной жизни все же станет менее популярной среди широких масс.
Сотрудники московской компании «Легисперити», оказывающие юридические услуги, отмечают, что, прежде чем штрафовать нарушителя, логично зафиксировать сам факт правонарушения. Кто должен это делать, работники полиции или сознательные граждане, не намеренные поддерживать сомнительную маргинальную культуру, пока не ясно. Кроме того, некоторые из критиков указывают на то, что маргинализация криминальной романтики хоть и снизит уровень пропаганды преступного образа жизни, но до конца не устранит существующую проблему, а более жесткие меры, возможно, превратят запретный плод в более сладкий.
Пожалуй, больше всего от нового законопроекта пострадают продавцы компакт-дисков и DVD. Ведь если при проверке должностные лица обнаружат «пропаганду правонарушений», то у них будет полное право оштрафовать владельца торговой точки или магазина, для которых, и предусмотрены самые высокие штрафы. Изменится и репертуар радиостанций, транслирующих «шансон»: песни наиболее сурового криминального характера попросту исчезнут из эфира. Вот только точной формулировки того, что же именно считать пропагандой преступности, насилия и жестокости, о которой идет речь в законопроекте, пока не существует, и пока члены Комитета Госдумы России по информационной политике не уточнят этот важный момент, использовать новый документ по назначению будет достаточно сложно.
